— Почему вы так говорите?
— Никакая подготовка не защитит вас от того, что делал с вами Тарк, — сказал Тагер. — Да, у вас крепкая броня. Но под этой броней живет человеческое существо. Вас истязали психически и сексуально, и то, что вы праймери, что это длилось всего три недели, что вас готовили переносить боль, что другим приходилось еще хуже, — все это не сделало ваши раны менее глубокими.
— Но это было десять лет назад, — возразила я. — Мне полагалось давным-давно пережить и забыть все это.
— Почему?
Почему? Опять этот его вопрос, от которого можно сойти с ума.
— Потому что время залечивает раны.
— Только если вы относитесь к ним серьезно, — голос Тагера смягчился. — Подавление воспоминаний о пережитом — защитная реакция, она позволяет вам выжить. Но как бы вы ни отрицали этого, то, что произошло, продолжает влиять на вас. Это может подорвать вашу уверенность в себе, ограничить вашу дееспособность, помешать устанавливать и поддерживать отношения.
— Вы считаете, что мои проблемы с общением проистекают из этого?
— Не исключено.
Я отступила на шаг от него:
— Я просто слишком чувствительна.
— Почему вы так считаете?
Я фыркнула:
— Месяц назад я ходила в кино. На один из этих фильмов про обезумевших Демонов. Я просто рассвирепела. Я ушла с сеанса и испортила впечатление всем, кто пришел со мной. Потом я чуть не заехала по морде тому, кто сказал, что мое поведение его раздражает. Вы не называете это неадекватной реакцией?
— Нет, — ответил Тагер. — Особенно учитывая ваш боевой опыт.
— Но люди, бывшие со мной, считали меня сумасшедшей.
— То, что они не знали причины, заставлявшей вас реагировать так, еще не говорит о ненормальности вашего поведения.
Ну почему он не понимает?
— Да поймите же вы! Я чуть не убила человека только за то, что он раздражал меня.
— Вы чуть не убили его, поскольку его действия напомнили вам то, как вас неоднократно жестоко истязали.
Неужели он действительно верит в то, что Хилт пробудил во мне воспоминания о Тарке? Неужели этот хайтон до сих пор обладает надо мной такой властью — теперь, спустя годы после своей смерти?
— Нет. Этого не может быть.
— Вы не могли ничего поделать, когда Тарк похитил вас, — негромко продолжал Тагер. — Если бы вас просто ограбили, вы бы рано или поздно нашли похищенное или возместили его. Но у вас отняли самоуважение, достоинство, безопасность. Где вы найдете их, чтобы возместить потерю?
— Я знала, что мне грозит, когда отправлялась на Тамс. Мне стоило быть осторожнее. — Я озвучила мысль, которая столько лет угнетала меня. — Случившееся — моя собственная ошибка.
Тагер покачал головой:
— Дело не в вашей ошибке. Дело в том, как обращался с вами Тарк. Абзац.
— Он спокойно посмотрел на меня. — Это не ваша ошибка. Что бы он ни говорил вам, как бы ни обзывал вас, что бы ни говорил вам об этом кто угодно другой — это не ваша ошибка.
Я ступила на зыбкую почву, которой избегала годами:
— Но почему это всплыло именно сейчас, после того, как я столько лет была в порядке?
— А с чего вы взяли, что были в порядке?
— Ну, разумеется, я была в порядке.
— Тогда скажите, — спросил Тагер, — почему это прошло целых семь лет, прежде чем вы оказались готовы к серьезным отношениям с мужчиной?
— Вы имеете в виду Гипрона?
Он кивнул:
— Семь лет одиночества — долгий срок для любого. Для эмпата это вообще почти неслыханно.
Я чуть было не возразила. Но промолчала. Я всегда избегала больших компаний или ситуаций, в которых мне приходилось сталкиваться с эмоциями несимпатичных мне людей. Но я понимала, что имеет в виду Тагер. В любви эмпатия бесценный дар, особенно при отношениях с другим эмпатом, способным чувствовать меня так, как я чувствую его. Отсутствие таких интимных отношений ведет к одиночеству столь сильному, что оно ранит почти физически. Мы с Джаритом достигли связи, наполнившей мою жизнь так, как никогда бы не наполнил секс с обычным человеком.
Я подумала о дверке в моем сознании, за которой хранилось все то, что я не хотела выпускать на поверхность. Я знала, кто расшатал ее, выпустив воспоминания. Джейбриол Куокс.
Вслух же я произнесла:
— Да, все могло быть из-за Тамса.
В первый раз за все время Тагер не возразил мне.
— Идти в бой против аристо, ощущая их смерть — должно быть, это кошмар, — его состраданию, похоже, не было предела. — И вы пережили этот ад тысячу раз. То, что вы выжили, оставшись психически нормальной, — это просто чудо.
Я уставилась на него. Какое там чудо? Я превратилась в развалину.
— У каждого в жизни свои сложности. Но не все ведь разгуливают, тыча себе в висок дезинтеграторами.
— Праймери, это…
— Соз, — перебила я его.
— Соз?
— Меня так зовут. Соз.
— Очень хорошо, Соз.
Вот и вся его внешняя реакция: легкий поклон. Но я уловила его подлинные чувства, как он ни старался спрятать их. Его пульс участился. Он добился прорыва, причем значительного. И это волновало его. Еще как волновало.
— Почему? — спросила я.
Теперь не понял он:
— Почему вас зовут Соз?
— Нет. Почему вас волнует то, что со мной происходит?
— Потому что вы представляетесь мне замечательным человеком.
— С чего вы считаете меня замечательной? Вы же меня почти не знаете.
Он улыбнулся:
— Меня учили распознавать людей.
— Это больше, чем умение.
Он посмотрел на меня с любопытством: