— Меня всегда интересовало: обладают ли те, кто цитирует штампы Имперской пропаганды, чувством реальности, — фыркнул Хилт.
— Может, нам лучше сменить тему? — неуверенно предложил Пулли.
— В этом-то все и дело, — вскипел Хилт. — Роны так задавили нас, что мы боимся даже говорить о них. Все, что нам дозволено — это преклоняться перед ними. Так вот, я не преклоняюсь перед тиранами.
— Почему вы считаете, что роны притесняют вас? — спросила я.
— Я знаю, что вы скажете дальше, — сказал Хилт.
Интересное заявление, особенно учитывая, что сама я этого пока не знала.
— Ну и что?
— Что военная машина ронов оккупирует планеты для их же блага.
— Мы живем не в мирной Вселенной, — я старалась говорить спокойно. — Если мы хотим выжить, нам нужна сила, а это зависит от людей и территорий.
И если мы не получим их первыми, это сделают купцы или земляне.
— Один черт, — отмахнулся Хилт. — И вообще, почему это у ронов больше прав на завоевания, нежели у купцов или землян?
— Земляне никого не завоевывают, — возразила еще одна женщина, Ребекка.
— Они предлагают добровольное объединение.
— И вы считаете, что нам надо поступать так же? — покосилась я на нее.
— А вы считаете справедливым, что нас заставляют жить по чужим законам, не оставляя права выбора?
— А вас не устраивают законы Империи? — спросила я.
— Вы меня не понимаете, — сказала Ребекка. — Нас лишили всего, даже названия нашей планеты. И нас при этом не спросили.
— О чем не спросили? — И что меня так разозлило? — Если бы Форшир не сделался частью Сколийской Империи, вы бы до сих пор боролись за выживание, вместо того чтобы вступать в туристические клубы.
— Да, мы были бедны, — тихо произнесла Ребекка. — Но мы имели право быть самими собой.
— Почему вам так трудно признать за людьми право жить так, как им хочется? — не отставал от меня Хилт.
— Земляне живут так, как мы не можем себе позволить. — Даже я сама слышала, как горько звучит мой голос. — Пока мы с купцами перегрызаем друг другу глотку, Земля вольна поступать так, как ей заблагорассудится. Очень мило. Очень удобно для Земли. Только если мы поступим так же, это нас убьет.
— Очень уж вы циничны, — сказала Мика.
— Не уверен, что купцы так уж опасны, — фыркнул Хилт. — Кто, как не аристо идеально подходит на роль пугала, способного отвлечь внимание от делишек ронов?
Я почувствовала, что щеки у меня горят от ярости.
— Если вы считаете, что аристо безобидны, вы просто дурак!
— Ну да, — сказал Хилт. — А теперь вы зачитаете нам перечень грехов аристо. Валяйте, Соз. Я хочу сказать, вам хоть раз доводилось видеть Источника?
Я застыла от захлестнувших меня воспоминаний: Тарк, навалившийся на меня, а я все кричу, кричу, кричу…
— Оставьте ее в покое!
Все как один обернулись на голос. Это был Джарит, мальчик-музыкант. Он покраснел, но не отступился.
— Прекратите!
— Почему это? — недовольно спросил Хилт.
— Он эмпат, — вполголоса объяснила Хилту Ребекка.
Хилт уставился на Джарита. Потом повернулся ко мне:
— Что я такого сказал?
Я сглотнула:
— Вы спросили меня, видела ли я когда-нибудь Источника. Так вот, видела.
Все замолчали. Я не собиралась вдаваться в подробности, и никто меня об этом не просил. Одного взгляда на лицо Джарита вполне хватало, чтобы отбить такое желание, если оно у них было.
Ребекка махнула рукой в сторону нашей группы, тронувшейся вниз по склону.
— Они уходят.
Мы двинулись следом. Разговор возобновился, сначала нерешительный, потом свободнее и свободнее по мере того, как они переходили на менее щекотливые темы. Я держалась в стороне. Я и раньше не очень любила дискутировать, а сейчас и вовсе мечтала убраться от них как можно скорее.
Хуже всего было сознание того, что они правы. Людям необходима свобода. Но они ошибались в своей оценке ронов. Мы были не свободнее их самих. Мы были связаны войной, не оставлявшей нам шансов: мы не могли позволить себе проиграть ее, но и выиграть не могли тоже.
Неужели я была настолько глупа, что верила, будто Джейбриол способен что-то изменить? Выхода все равно нет. Он изменится сам. Ему придется измениться, чтобы выжить. Он станет хайтоном. А я буду смотреть на это, ненавидя себя за то, что надеялась на другое, ненавидя себя за то, что люблю его.
Я больше не могу, подумала я. Мой разум просто взорвется.
Джарит отстал, чтобы идти рядом со мной:
— Простите меня. За то, что подглядывал.
— Подглядывали?
— Ваши мысли… ну, этот аристо. — Он побледнел. — Образ был такой яркий…
— Вам не за что извиняться, — сказала я. — Я сама только что не кричала вам.
Он не стал заглядывать в мою память, но я почувствовала, что он хочет спросить меня.
«Так это вы были в той кровати?»
Я только тряхнула головой, не желая больше говорить на эту тему.
— Надеюсь, вы не очень обиделись на остальных, — сказал он. — Просто они не привыкли сталкиваться с такой консервативной точкой зрения.
— Вы считаете меня консервативной?
Он рассмеялся.
— Ультра! — По лицу его пробежала тень. — Не берите в голову Хилта. Мне он тоже задал жару.
«Переведи последнюю фразу Джарита», — подумала я.
«Сленг, — ответил мой центр. — „Задать жару“ означает вести себя в конфронтационной манере».
Я с трудом представляла себе кого-то, кто осмелится конфликтовать с Джаритом.
— За что? — спросила я.
— Он говорит, что я слишком апатичен. Он считает, что я должен сражаться за свои убеждения. — Джарит пожал плечами. — Это правда, я далек от политики. Я предпочитаю петь.